С немалым интересом автор этих строк недавно посмотрел по Борскому телевидению выпуск программы Олега Потапова «Меня зовут деревня…»12+, посвященный деревне Филипповское. Немало слов там сказано и о близлежащем Малиновом, или Малиновском, ските, одном из центров дореволюционного старообрядчества.

И тут мне вспомнилась одна из стародавних полузапретных историй, рассказанная мне более сорока лет назад моим дедом, инвалидом войны Сергеем Павловичем Поягановым.

Дело в том, что где-то в середине 1950-х годов моему деду пришлось познакомиться с одним из старых революционеров-подпольщиков, чудом переживших период массовых репрессий. Имени и фамилии этого революционера я за давностью лет точно не помню, назовем его для удобства повествования, скажем, Василием Евграфовичем.

Так вот этот самый Василий Евграфович, или товарищ Василий, едва ли не с 1905 года состоял то ли в Нижегородской, то ли в Семеновской боевой организации РСДРП. Не настаиваю на том, что это были именно большевики, – могли быть и меньшевики, и межрайонцы, и прочие революционеры. В общем, была революционная организация, а любой организации была нужна своя партийная касса, которую было необходимо периодически пополнять. А тут с 1907 года революционное движение резко пошло на спад. Наступил период столыпинской реакции, равно как и столыпинских реформ. Да и затем был некий период стабилизации, а потом – кратковременная волна всенародного патриотизма, вызванная войной 1914 года. В 1913 году едва ли не девяносто процентов жителей Российской империи искренне обожали своего государя, радостно праздновали трехсотлетие царственной династии дома Романовых, молились за многая лета Николаю Второму и всей царской семье и не мыслили для себя никакой власти, кроме монархической. Самодержавие казалось незыблемым и нерушимым. И только мелкие кучки революционных фанатиков упорно продолжали свое, казалось бы, безнадежное дело…

И для достижения своих утопических целей революционеры не гнушались никакими средствами. В том числе для пополнения партийной кассы нередко использовались самые настоящие ограбления, которые в подполье стыдливо называли экспроприациями, или сокращенно – «эксами».

А тут под боком – Малиновый скит. Здесь уместно вспомнить, что всех старообрядцев беглопоповского согласия аж по всей России называли не иначе как филипповцами. А в Малиновском скиту, как в центре филипповского старообрядческого согласия, должны были храниться колоссальные денежные средства как пожертвования тысяч и тысяч прихожан и паломников. Да и официальные покровители скита, купцы Бугров и Блинов, на денежные вложения в церковную казну не скупились.

И вот такой лакомый кусочек оказался под боком у революционеров.

Было принято решение организовать очередной «экс». И целью этой акции стал Малиновский скит. Было это, если не ошибаюсь, году этак в 1915-м, а может, чуть раньше или не более чем годом позже.

И вот тот самый Василий Евграфович вместе с товарищами пошел на дело… Не буду вдаваться в подробности, как взяли казну, как похитили часть серебряной церковной утвари, может быть, прихватили и что-то из допетровских икон… В общем, поначалу в руки партийных робингудов попала богатая добыча. На ранней утренний зорьке грабители двинулись восвояси, надеясь потратить все приобретенное на дело освобождения угнетенного рабочего класса.

И все бы прошло как надо, да только вышли в ту пору на сенокос какие-то несознательные крестьяне. А дурная-то слава вперед ног бежит. Как прознали косари, что скит грабанули, да как заприметили чужаков, что через луговину из скита бежали, так тут и свершилось народное правосудие. Почти всех участников ограбления на месте порезали косами и закололи вилами.

Одним из немногих, кто чудом уцелел от крестьянской расправы, был собеседник моего деда. На всю жизнь запомнил Василий жуткую гибель своих товарищей…

Впоследствии этот революционер стал парторгом Волжского пароходства. Но в период очередной волны воинствующего атеизма сложил с себя высокие полномочия и выбыл из партии большевиков. Следует заметить, что таковой был не один. Многие старые партийцы были недовольны сталинской политикой, в частности, не без оснований считали, что репрессии по отношению к религии лишь озлобляют верующих против советской власти. Поскольку Василий Евграфович вовремя ушел из большой политики, репрессии 1937–38 годов его лично не коснулись. А вот те товарищи, кто остался на высоких постах и при партбилетах, погибли почти поголовно. Видно, и тут Бог сохранил раскаявшегося разбойника… А разговор о тех событиях с моим дедом произошел, по всей вероятности, в период новых гонений на церковь – на этот раз уже хрущевских…

Эта история не получала широкой огласки в советское время. Неудивительно, что ее старались скрыть. Но сомневаться в достоверности сведений об этих событиях лично у меня нет никаких оснований. Я очень уважаю память своего деда и его друзей и твердо знаю, что они говорили правду.

Может быть, нынешние краеведы найдут следы этой путаной истории в архивах области, в подшивках дореволюционных газет?

А я со своей стороны сделал все, что мог, ибо тем, что мне известно, не мог не поделиться с читателями.