Сорок лет назад, 14 августа 1980 года, в Успенском кафедральном соборе (г. Иваново) архиепископ Иваново-Вознесенский и Кинешемский Амвросий рукоположил его во дьяконы, а спустя две недели – 28 августа – во иереи.

–Мы привыкли ставить временные зарубки, называем их юбилеями, – говорит отец Евгений в ответ на предложение об интервью к юбилею. – Но с недавнего времени мне лично четко представилось, что речь моя должна быть, скорее, исповедального характера, а не как отчет или подведение итогов. Результат у Бога, и вовсе не факт, что будет одобрение Бога – Судии – и сразу же прощение. Может быть, будет какое-то наказание – испытание. Там…

–На днях наугад открыл книгу Игнатия Брянчанинова: «Пред глазами его – солнце на лазоревом, чистом небе и бесчисленные отпечатки солнца в бесчисленных каплях росы на лугу обширном». Прочел эти строки святителя из рассказа «Роса», и они напомнили мне мою первую самостоятельную Божественную литургию, совершенную в храме, где не было какое-то время священника. Был праздник Покрова Пресвятой Богородицы, я только что закончил сорокоуст в Преображенском соборе города Иванова, и меня послали в то село. Сейчас я даже не помню его название. Там была одна единственная моя служба, потом – Успенский собор города Кинешмы, куда и было уже архиерейское благословение.

Волновался я сильно. В Преображенском соборе даже в будни не один священник, диакон (а в праздники и два-три), клирос, регент, псаломщик. А тут никого, кроме псаломщика. Даже алтарника не было: кадило с клироса бабушка подавала. На какое-то время я растерялся. Проскомидию четко совершил. Часы идут, заканчиваются. Надо возглас на Литургию возглашать, а у меня пауза – некоторое оцепенение. Держу напрестольное Евангелие, и какой-то миг (он показался мне долгим) – молчание. Оно, в общем-то, правомочно, но тогда это неосознанно было. И вдруг мой взор смещается чуть вправо и я вижу в окне на поляне перед алтарем какую-то серебряную вязь удивительной красоты. Снега еще не было, а только каждая веточка, скованная морозцем, каждый цветочек, лепесточек, вчера еще увядший – осенний, сегодня изморосью украшенный и солнцем освещенный. Звенит и светится сказочный ковер. И простор… Благостная картина – милость Божия. Тишина…

Благословенно Царство… Покров Пресвятой Богородицы… Запомнилось до сего дня.

–Вы из семьи священника, настоятеля Карповской церкви. Три Ваших родных брата – священники. Но Вы решили принять священнический сан лишь в 43 года, будучи до этого успешным художником. Что стало решающим в этом вопросе?

–Вообще, этот вопрос как бы не ко мне. Если бы жива была моя матушка, она бы ответила, как при жизни отвечала: «Я выходила замуж за художника». И это была правда. Правда человеческая, окрашенная советской действительностью.

Думается, что главной причиной «смены пути» были молитвы отца и, наверное, мамы, что внешне у нее не было выражено. Просто она слышала, что старший сын на Всенощных читает шестопсалмие, за Литургией – Апостола, может быть, и она соглашалась со своим мужем и присоединяла свои мысленные помышления на этот счет. А в какой-то момент (оказалось, что в 43 года) моя жена Лариса сказала: «Иди»… И я стал четвертым из братьев: о.Геннадий (старше меня по хиротонии на 11 лет), о. Александр, о. Константин. Плюс двоюродные братья-отцы Лев и Валерий и их папа, мой дядя – отец Михаил Юшков.

Все они были примером убежденности веры для меня, но учился я не у них. Учился – в смысле каких-то духовных тонкостей (а так люди все друг у друга учатся). К примеру, Сергей Иосифович Фудель раскрыл, показал глубину песнопения «Свете тихий». Как-то ненароком – за чаем – обратил внимание мое на красоту слов, и с тех пор я постоянно вспоминаю его тихий голос, проникновенно произносящий: «Свете Тихий святыя Славы Безсмертнаго Отца Небеснаго Святаго Блаженнаго, Иисусе Христе!..». Сергей Иосифович не был ни священником, ни диаконом (он неоднократно сидел в лагерях только за то, что сын священника и православный), но я называю его «своим старцем».

С Сергеем Фуделем отец Евгений – тогда художник Евгений Юшков – познакомился в Покрове, где Сергей Иосифович жил со своей семьей после лагерей (в Москву и в пределах ста километров вокруг нее дорога ему была закрыта), а Евгений Николаевич работал в местной церкви – в числе других художников поновлял стенопись. Именно в Покрове, вспоминает батюшка, с его супругой и детьми произошел один удивительный случай.

–Однажды я ушел в храм работать, а Лариса с Колей и Олей пошли погулять по окрестности. Сергей Иосифович их направил: «Вот туда пойдите, там ягодки можно пособирать. Только большую дорогу перейти». Их дом, где мы тогда остановились, был на окраине городка. Лариса рискнула. Надо сказать, что она всегда с большой опаской принимала подобные решения. Они пошли. Увлеклись, и не заметили, как удалились в глубь лугов и начинающегося небольшого леска. Неожиданно стала надвигаться гроза. А над ними высоковольтная линия! Лариса потеряла всякую ориентацию, способностью к которой она и раньше не отличалась, одним словом, заблудились. И что самое страшное – Лариса панически всегда боялась грозы, а тут еще высоковольтная линия. Она сказала детям: «Молитесь, я не знаю, где дорога». Так и хочется продолжить: «ведущая к храму». Моя «комсомолочка» взмолилась! Это я сейчас размышляю, а тогда мне до священства было еще около семи лет…

«Матерь Божия, помоги! – выдохнула матушка вслух, – просите, дети!»

Загремел гром, сверкнула молния. Дома она уткнулась бы в подушку и зашторила окна, а тут перед детьми надо держаться. И она держалась и слез не показала. И выходит, что молилась! Вдруг откуда ни возьмись из кустов выходит старушка! И на вопрос, как выйти, легко и просто указывает путь. Потом, всякий раз вспоминая это, Лариса больше всего удивлялась: «Буквально сделав два шага, я обернулась, чтобы поблагодарить старушку, а той уже не было. Куда она подевалась?»

Вот такой собственный опыт краткой, но из глубины сердечной вырвавшейся молитвы... Сейчас я больше всего желаю, когда окажусь Там, увидеть ее и быть с ней рядом. Мне кажется, мы будем рады друг другу.

Кинешемский период (14 лет) отца Евгения был очень насыщенным: службы каждый день, один выходной в неделю по составляемому настоятелем графику. В сентябре 1994 года протоиерей Евгений Юшков был переведен в Нижегородскую епархию. А до этого в течение нескольких месяцев ему посчастливилось послужить со своим отцом – протоиереем Николаем Юшковым.

–Последним местом службы папы был храм во имя архангела Михаила в Большом Козине. Ему было 84 года, он был уже почислен «за штат». Условия там были хорошие, радовало его и то, что я ему помогал. Месяц делился пополам: две недели я был в Кинешемском соборе, две другие служил с папой. Храм только начали восстанавливать, народу много, и одному старому батюшке не под силу. Но как-то все обустраивалось. Было даже предположение, что мне будет назначение именно в Козино. Но Владыка Николай определил мне Бор – Сергиевский храм, используемый в советский период как Дом пионеров. Начинался самый активный и деятельный период в моей священнической жизни. Я был настоятелем Сергиевского храма, возрождающегося, можно сказать, из руин, и благочинным Борского округа. Забот немало.

Забот немало у отца Евгения и сейчас. Службы во Владимирском храме – в воскресенье и по праздничным дням, на неделе – причащение и соборование болящих на дому и в больнице, отпевание, другие требы… Не перестает батюшка и слово пастыря в мир нести: его размышления печатаются в литературном журнале «Вертикаль» 12+. А недавно духовные дети обратились к нему с просьбой – оставить им поучение.

–Читай как завещание, – говорит отец Евгений. – Неожиданно! Хотя все завещания давным-давно сделаны. Они в Евангелии, в Посланиях апостолов, у святых отцов, в Божественной литургии, в Символе веры. Еще 150 лет назад Игнатий Брянчанинов рекомендовал быть осторожным в избрании духовного отца и сверять свой путь со Христом и Евангелием.