Собираясь рассказывать историю этой удивительной женщины, я вновь взяла в руки открытку с ее утонченными, как сама Татьяна их называет, акварельками. Это подарок художницы. Из большой стопки открыток я выбрала именно эту – на фоне заката стоит раскидистое деревце с тоненькими-тоненькими веточками. Почему именно эту открытку я захотела взять себе на память? Наверное, потому, что дерево это – и есть символ судьбы моей героини. Его широкие кроны – как открытая миру ее душа. Множество ветвей – это ее таланты, а их хрупкость – это ее хрустальная болезнь. Да, Татьяна Власова родилась «хрустальной» девочкой, и я приглашаю вас в ее хрупкий хрустальный мир.

Родители хотели назвать дочку Галина, но сама судьба подсказала им имя девочки, ведь родилась она 25 января. Итак, назвали ее Татьяной! Их старший сын рос обычным мальчиком, а вот Таня оказалась «хрустальным» ребенком, и понятно это стало, когда девочке исполнился один год три месяца. Тогда-то и случился первый перелом, и дочь оказалась в гипсе, как в коконе. С тех пор родители относились к ней, как к хрупкой вазочке, но переломы преследовали Татьяну всю жизнь, и она, вновь собирая себя по осколочкам, продолжала жить и радоваться этому миру, не кляня судьбу.

…Я сама открыла калитку и тихо прошла во двор. Вдруг лучи жаркого июльского солнца брызнули мне в глаза и я увидела улыбающуюся мне женщину, которая сидела в коляске, а рядом в аккуратных горшочках благоухали цветы и маленькие плоды помидоров. За забором я заметила озерцо в густых камышах. Как позже выяснилось, моя героиня ездит туда с фотоаппаратом и снимает прилетающих цапель и уток с утятами… Солнце было почти в зените, и Татьяна Викторовна предложила мне пройти в дом – я поднялась по крутому крыльцу, а она на специальном лифте. Встретились мы уже в гостиной.

В комнате было чисто, светло и уютно, на стенах висели картины, стояли иконы, подаренные хозяйке ее подругой, в углу расположился компьютер – куда теперь без этой машины. А уж для Татьяны Власовой он – главный помощник! А вот и ее знаменитые акварельки – стопочкой лежат на столе, но к ним мы еще вернемся…

Мы сели с Татьяной Викторовной друг напротив друга, и она поведала мне историю своей жизни.

– В этом доме у озера я родилась в 1961 году. Мои родители – волгари, вначале ходили на большом теплоходе, потом на «омике», а после папа пересел на маленький буксир. Ближе к пенсии он вспомнил свое молодое плотницкое дело. Пять лет уже нет с нами папы… Только теперь мы поняли, что весь дом на нем держался, – качает головой хозяйка, но тут же бодрым голосом продолжает:  – У нас соседи хорошие, чуть что, мы к ним, да и моя племянница Юля с дочкой рядом живут. Я занимаюсь овощной рассадой и цветами, а племянница овощи выращивает. Так что теперь у нас женский курятник!

Я поняла, что моей героине чувства юмора и оптимизма не занимать, а та объясняет, что когда у тебя куча переломов, ограничений и ты по полгода в гипсе лежишь, то после этого тебя самые обычные бытовые мелочи радуют. Отсюда и оптимизм!

– В детстве я часто ломалась и лежала по уши в гипсе, – продолжила Татьяна свою историю, – папа приносил мне книжки, карандаши, альбомы. В четыре года я сама научилась читать. Детей ко мне не подпускали, я жила в мире взрослых. Хотя родители брали меня с собой в плаванье, я тогда могла ходить, но ломалась постоянно! Помню, высаживали нас с мамой в Волгограде, потом после гипса мы с ней догоняли наше судно на поезде и самолете. Папа во всех городах, где мы приставали, водил меня на экскурсии, даже когда моя нога была в гипсе, он пять часов стоял со мной на руках в очереди к Мавзолею Ленина. Родители пытались показать мне мир! Да и из воды я не вылезала, огромные расстояния преодолевала вплавь! Это последние 10 лет я на коляске…

После школы Татьяна сама попросила родителей отвезти ее в ПТУ-интернат, что располагался в Калуге. Там впервые она увидела детей-инвалидов, там же ей сделали ортезы и поставили на ноги. Друзья оберегали «хрустальную» девочку – один человек становился впереди нее, другой сзади – так они и ходили. В училище Татьяна получила специальность мастера по пошиву мужской верхней одежды. После вернулась на Бор и устроилась на Борскую строчевышивальную фабрику надомницей – шила наволочки.

– Это были 1980-е годы. Я работала две недели в конце одного месяца и две недели в начале другого месяца, в результате я была целый месяц свободной! И в это время я ездила по стране к своим друзьям, – вспоминает Татьяна Викторовна. – А друзей своих я обрела, еще учась в 10-м классе! Это сейчас есть надомное обучение, учителя к тебе приходят, а в те годы такого не было. Я часто ломалась и пропускала занятия, потом сама занималась по учебникам. Вообще, думала, что мне даже не дадут аттестат! И тогда я написала в «Комсомолку» (газета «Комсомольская правда» 16+), приехала корреспондент, мы пообщались, и вскоре вышла обо мне статья. После этого мне пришли мешки писем со всей страны! Не было ни одной республики, откуда бы ни пришла весточка с поддержкой! И началась переписка, а потом и поездки в гости! Помню Тарасика с Западной Украины, ребят из Армении, Дагестана, Грузии, из Грозного. И меня везде принимали, кто-то приезжал ко мне. Моя мама даже шутила, что я езжу по стране больше, чем Брежнев! Ездила я в Ворошиловград, теперь Луганск, там жила девушка-инвалид, за которую я очень переживала, ведь когда Союз начал рушиться, стали рушиться связи – почта перестала доставлять письма. У меня была подруга из Вильнюса Ирэна, полька по национальности. Я была у нее в гостях. А в начале 1990-х получила от нее письмо, где она назвала нас оккупантами. С Ирэной мы перестали переписываться. Потом появился интернет, и вдруг среди ночи я ее вспомнила, села за компьютер и стала ее искать. Нашла. Она умерла год назад. Но, после того как мы расстались, я выяснила, что она закончила университет, занималась русской литературой, писала стихи только на русском языке – всячески пропагандировала русскую культуру. У них с братом была спинально-мышечная атрофия.

Я спросила Татьяну Викторовну – влюблялась ли она? Та рассмеялась и ответила:

– Влюблялась! Первый раз в пять лет! У нас жили квартиранты с мальчиком. Я выползала из-под кровати с песней: «Леня, Ленечка, поцелуй меня тихонечко!» Второй раз влюбилась в первом классе, даже осмелилась ему открытку подарить, а потом еще много влюбленностей было! А замужем не была. Почему? Наверное, просто много книжек перечитала. Однажды, когда училась в ПТУ, впервые попала на танцы. А мне танцевать-то опасно. Я сижу и реву, так мне было обидно, что все вокруг танцуют, а я не могу…

Вот так от перелома до перелома и текла ее жизнь. В конце 1980-х Татьяна Власова вновь сломала ногу, был очень сложный перелом – две операции, и с фабрики женщине пришлось уйти. А в начале 1990-х она занялась вязанием – вязала из дерюжки шапки, кофты, детские костюмчики – весь Октябрьский обвязывала! А когда на рынок хлынули китайские вещи, мастерица занялась золотым шитьем, которое тоже сама освоила: вышивала золотой гладью предметы культа – покровцы, воздухи, покрывала для икон, даже Кантауровскому батюшке отцу Александру рясу вышила на заказ! Ну а когда в доме провели радиотелефон, устроилась работать логистом-диспетчером на дому. Со своими водителями – виртуально путешествовала по стране, знала каждую улочку, на которой они стояли…

Последние четыре года Татьяна Викторовна расписывает акварелью вот эти открыточки – рисует все, что она видела в своей жизни, когда путешествовала по городам, ходила по Волге… Встречаются здесь и мотивы ее родного Борского края.

– Знакомые мне присылают открытки, а я решила делать свои. Больше сотни уже разлетелись по стране, – улыбается моя героиня, а солнечный лучик ей светит в ответ, путешествуя по счастливому лицу художницы.

– Меня радует все, что есть сегодня и сейчас! С утра я встаю, готовлю завтрак маме, бужу ее, даю таблетки, кормлю, мою посуду, стираю, поливаю цветы, пишу эти акварельки! Если ты жива – живи!