О ЛЮДЯХ
Юность на лесоповале

Смышленая девчонка
Только переступила порог дома – вижу, моя героиня уже меня встречает, опираясь на надежные ходунки: она ведь «пять раз ломалась»! Тоненькие косички озорно раскинуты по плечам, наверное, как в те далекие тридцатые годы прошлого века, когда юная Груша пошла в школу…
Уютно устроившись на диванчике, Агриппина Карионовна начала свой долгий рассказ о судьбе девчонки из борской деревни:
– Я сама родом из Белкина. У бабушки моей было семнадцать детей. Дед мой воевал на двух войнах. А у мамы нас было восемь человек, но потом трое умерли. Вот так и жили: мы впятером, мама, тятя и его слепая сестра, – рассказчица отбросила косички назад и продолжила свою историю. – Окончила я всего четыре класса, а училась в трех школах. Сначала – в деревне Попово, где стояли Бугровские дома (не одно поколение там училось), а во второй класс уже пошла в другую школу. Училась хорошо, старательная была, наизусть все рассказывала! А в четвертый класс уже в Белкино пошла.
Тут Агриппина Карионовна тяжело вздохнула, как бы сожалея о несбывшейся судьбе, которую она могла бы прожить, – окончить школу, учиться дальше, найти работу по душе…
– Война началась. В пятый класс надо было идти в Кантаурово семь километров пешком. Поэтому продолжил учебу из нашего класса только один. Я так хотела учиться, но тятя меня не пустил! Вот бегу я вслед за этим мальчишкой: зима, снежный ветер дует, а я маленькая, худенькая, одежда на мне плохонькая – как мне эти километры пройти?! Как-то учительница приходила, просила тятю отдать меня учиться, но он ни в какую! – махнула рукой рассказчица. – А я тогда уже на колхозном поле работала. У мамы дети мал мала меньше, надо печь истопить, обед сварить. Вот она мне и говорит: «Груша, пойди за меня поработай!» И я пошла. Работали мы за трудодни…
Лошади поля вспахивали, а мы шли следом и сажали. Жали вручную серпом. Снопы вязали, которые были толще меня и выше, укладывали их в «бабки». Упадет колосок – подбирали да втыкали его обратно…
Так и работала юная Груша в поле, пока ей не исполнилось 15 лет…
В 1943 году умер ее отец, и мать Аграфены осталась с пятью детьми, слепой сестрой мужа и свекровью. Как жить, чем кормить такую ораву? Старший сын, которому исполнилось 14 лет, уже работал в колхозе бригадиром, другой – на колхозной лошади, ну а пятнадцатилетнюю Грушу снарядили на лесозаготовки…
В черном-черном лесу...
– На лесозаготовки мы шли до Каликина, оттуда пешком до Тарасихи, а от Тарасихи – до Кулагина, потом еще километров пять-шесть, – вспоминает тот путь Агриппина Карионовна. – Возьмем из дома горбушку хлеба и вареной картошки – вот и весь наш паек! Жили на квартире, где хозяин делал деревянные ложки, так семья его к вечеру нам на ужин еще суп сварит. А работать в лес мы уходили на целый день! Дни зимой короткие – затемно уходили и затемно возвращались. Всю работу выполняли вручную, топорами и пилами. Мы были истощены, не было теплой одежды и обуви, но трудились не столько, сколько могли, а сколько требовалось по плану. Конечно, тяжело было, но, видимо, молодость и спасала…
А после Груша поехала на лесозаготовки в Семенов.
– Приехали мы ночью, переночевали. Утром – чуть рассвело – пошли группой в лес, шли целый день 12 километров пешком. Зашли сперва в магазин, мне мама тогда денег дала. Увидели булки на прилавке – я тут же три штуки купила. Не могла удержаться... вкусные! Пришли на место, нас стали расселять по квартирам. Нам с подругой Таней выделили маленькую спаленку. Встали утром в темень, пришли к узкоколейке. Видим, подъезжает ящик, наспех сколоченный, ни одного окошка на нем, только дверь. Набились в этот ящик как селедки в бочке. Темнотища! Прижались мы с Таней в уголочке друг к другу – не пошевелиться. Привезли нас, слава богу, живых-здоровых. Там выпиленная делянка была – тут сарайчик, там сарайчик... В одном сарайчике нам варили гороховый суп, мы с удовольствием его, горяченький, ели, а в другом сарайчике инструмент хранили. Работали вручную – дрова пилили. Получали за работу три рубля. Хлеб стоил тогда 14 и 16 копеек. А на три полученных рубля мы могли только отправиться на электричке домой.
Так и проработала Груня на лесоповале до самого замужества…
Слушала я мою героиню и думала: «В этом году ей исполняется 95 лет, а память у нее, как у той молодой девчонки! Жаль, что нет у нее фотографий, где она совсем юной девочкой была». В годы Грушиной юности не до снимков было. Родина требовала каждодневного тяжелого труда. Через слезы, пот и боль в голодном желудке этими мальчишками и девчонками ковалась Победа!
– У нас ведь не было тогда даже радио, и о Победе мы узнали не сразу! – вспоминает, вытирая слезы, Агриппина Карионовна. – Нам что бригадир скажет, то мы и делали, но все мечтали о том, когда же для нас закончится этот черный-черный лес…
Дал Господь долгие лета…
Груша слыла в деревне девушкой видной, работящей, многие парни к ней тогда «клинья подбивали»…
– Был у меня парень, мы год с ним гуляли. И девки в округе мне завидовали. Но он ушел в армию. Тут один ко мне начал свататься, другой. И вот Аким из Филипповки пристал, проходу мне не давал, но не лежало к нему сердце. Зима пришла, в поле работы нет. Что делать? Опять лес валить? Вот и вышла за него замуж, да лучше бы бревна ворочать! – в сердцах воскликнула рассказчица. – Жили мы сначала в гнилушке – изба в землю вросла. Свекор был на мне. Затем перешли в другую избу, обзавелись хозяйством. Да валенки в бане валяли, как многие в те годы. Продавали потом на рынке из-под полы. Незаконное это было дело, но жить-то как-то надо. Родилось у нас четверо детей. Двое из них заболели дифтерией, один помер, другого парализовало. А работала я в Филипповском санатории до самой пенсии…
Тут Агриппина Карионовна вновь вспомнила свое детство, когда попала в годы войны в Филипповку:
– Тут же был госпиталь для раненых, а по окончании войны – дом отдыха для ветеранов, где я и работала. Девчонкой мне довелось видеть раненых солдат. Вот обгоняет меня лошадь, а на ней в телеге раненые солдатики в шинельках кучкой свернулись, прижались друг к другу, все худенькие. Была зима, вот они так и грелись. Везли их с поезда в наш госпиталь. Не знаю, был ли в то время наркоз, но, когда делали операции, много было слышно крика из окон... Даже и не думала, что мне в том госпитале после войны тоже работать придется.
Еще много чего мне рассказала о своей непростой жизни Агриппина Карионовна, и я не могла не спросить: как ей живется теперь? Что дает ей силы? Чему она радуется сейчас?
– Говорят, Господь за что-то годы убавит, а за что-то – прибавит. Думаю, прибавил мне годы за мое терпение! На обидные слова я промолчу, никогда ни с кем не ругалась! В комнатке у меня красный угол, там старинные иконы, молюсь Богородице, Святому Великомученику исцелителю Пантелеймону, Николе Чудотворцу. 9 мая стану молиться Георгию Победоносцу. А там и до моего юбилея недалеко, – улыбается рассказчица.
Сегодня Агриппина Карионовна живет с дочерью и зятем. Показала она мне свои любимые иконки и распятия. Иконки те уже почернели от времени – сколько поколений ее родственников им молилось!
– Вот ночью встану, посижу и начинаю свою жизнь вспоминать. Вроде и детства не было, и юность в трудах пролетела, и за любимого замуж не вышла, а все живу на белом свете. Сейчас у меня двое детей, четверо внуков и шестеро правнуков, видно, жизнь свою не зря прожила. Для чего-то мне Господь дал эти долгие годы, память и разум сохранил!
* * *
Да для того, Агриппина Карионовна, чтобы Ваша история попала в копилку народной памяти! Пусть знают современные мальчишки и девчонки, через что вам, их тогдашним сверстникам, пришлось пройти…
– Желаю всем здоровья! Богатство наживается, как уж сумеешь свой труд к делу приложить. Не ссорьтесь ни с кем, все по-доброму улаживайте – и в семье своей, и в мире! Главное – чтобы не было войны, – дала нам напутствие труженица тыла.
Лариса Толстых,
фото автора и из семейного архива
А. К. Мариничевой
фото автора и из семейного архива
А. К. Мариничевой