ИСТОРИЯ
История одного ранбольного
В годы Великой Отечественной войны на территории Горьковской области действовал 171 госпиталь для раненых бойцов Красной Армии. Десять из них были расположены в Борском районе. В преддверии 80-летнего юбилея Победы мы открыли цикл публикаций, в которых вспоминаем тех, через чьи судьбы прошли борские госпитали. (Начало в № 25 от 20.06.2024 «Я всю войну стирала»)4 марта 1944 г. в эвакогоспиталь № 2834 поступил очередной раненый. В карточке было записано: «Гейченко Семен Степанович, 1903 года рождения, рядовой, сквозное пулевое ранение мягких тканей правого бедра в верхней трети и травматическая ампутация разрывной пулей левого предплечья в нижней трети». За этой короткой записью стояла непростая, если не сказать трагическая, но очень жизнеутверждающая биография ранбольного (так называли раненых в госпиталях), ставшего известным на весь Советский Союз.
Он родился в стране, где были царь, дворцы, кареты, каскады фонтанов. Родился в Петергофе в многодетной семье вахмистра-наездника Конно-Гренадерского полка Стефана Ивановича Гейченко и его супруги Елизаветы Матвеевны. Семья жила в буквальном смысле по соседству с императором. Мир маленького Семена состоял из роскошных парков, куда он проникал через дырку в заборе. Дворцовый оркестр играл Чайковского, Бетховена, Шуберта, и мальчик представлял себя то Петром I, то Николаем II, то маленьким Пушкиным.
– У нас в саду был курятник, – вспоминал С. С. Гейченко, – и с него я видел, как император выезжал на прогулку. Я выбегал и снимал шапку. Государь делал под козырек. Я пробегал дворами, перехватывал его еще раз и опять снимал шапку. Он, улыбаясь, опять брал под козырек.
Пригород Петербурга на всю жизнь определил его будущую профессию. В 1925 г. С. Гейченко окончил литературно-художественное отделение Ленинградского университета по специальности «историк-искусствовед» и работал старшим научным сотрудником – хранителем Петергофских дворцов-музеев и парков под руководством замечательного человека, ставшего ему другом и учителем, – Николая Ильича Архипова.
Затем были Военно-исторический музей, Музей истории Петербурга – Ленинграда, дворцы-музеи города Пушкина, Русский музей, музей Пушкинского Дома Академии наук СССР. Начало было многообещающим. Он был модным искусствоведом с длинными волосами, пытался рисовать под Малевича и Кандинского, был выдающимся музейщиком, автором театрализованных экскурсий и путеводителей по петергофским дворцам, водил экскурсии, подражая артистам театра Мейерхольда. Путеводители по Петергофу Гейченко написал совместно со своим соратником и другом Анатолием Владимировичем Шеманским, погибшим на фронте в первый год войны.
В 1932 г. случилось проводить экскурсию для Кирова и Сталина. Вождя тогда заинтересовали покои Петра Первого и его коллекции трубок. После этой экскурсии на всех фотографиях Сталин появлялся с трубкой.
В июле 1941 г. Гейченко арестовали по ложному доносу за антисоветскую пропаганду и восхваление западной демократии (статья 58, часть 1) и сослали на Северный Урал в Севураллаг. В вину Гейченко поставили в том числе и его «кухонные» сетования на то, как трудно заказать иностранную литературу и что сотрудники Института Академии наук, где он тогда работал, «отгорожены от западной культуры «китайской стеной».
В июле 1943-го Семена Степановича освободили. Хотя ему было уже 40 лет и по состоянию здоровья он был признан негодным к военной службе, все же пошел добровольцем… в штрафной батальон. Ничего больше не светило бывшему лагернику. Считалось, что таким образом будет снята его судимость. На самом деле судимость не снималась (реабилитирован Гейченко был лишь в 1992 году), а амнистировалась. Сначала он проходил военную подготовку в полевом лагере, готовился быть пулеметчиком.
Перед отъездом на Ленинградский фронт Семен Степанович написал матери и сестре: «Мои родные, 13 числа уезжаем из лагеря на фронт… завтра одеваемся в обновы по-зимнему и едем бить немцев. Одевают нас в поход очень хорошо и тепло, и об этом вы не беспокойтесь. И вообще, вы за меня не беспокойтесь. Ничто меня не страшит. Я готов ко всему, всем и всяческим трудностям, и смерть мне не страшна… Я прошу вас думать обо мне, вспоминать меня почаще, пить за мое здоровье любимую нами кофию».
Штрафбат, где он служил, входил в состав 1236-го стрелкового полка 372-й дивизии, которая в числе прочих принимала участие в одной из самых кровопролитных, но, увы, неудачных операций – Новгородско-Лужской. Возрастного рядового молодые солдаты называли дядей.
21 февраля 1944 г. С. С. Гейченко был тяжело ранен и доставлен в 463-й медсанбат 372-й стрелковой дивизии. Он вспоминал: «Здесь с меня сняли мои красные, густо смоченные кровью ватные штаны, покрытые ледяной коркой. Я звенел, как пустая банка из-под консервов».
3 марта 1942 г. в эвакогоспитале № 2080 ему ампутировали руку. Потом был 72-й эвакопункт, долгая дорога в тыл на санитарном поезде, таком же, как в фильме «Офицеры» 6+. Последним на этом пути был э/г № 2834 в д. Филипповке Борского района Горьковской области, где С. С. Гейченко находился с 23 марта по 14 апреля 1944 года. Лечение было консервативным, долго не заживал рубец.
Госпиталь в это время уже работал как солидное лечебное учреждение глубокого тыла. Четко действовали все службы, врачи проводили различные операции, работало отделение выздоравливающих.
Мы не знаем, о чем думал Семен Степанович в то время. В его дневниковых записях нет ни слова об этом периоде. Он остался без семьи: после ареста жена быстро вышла замуж, чтобы поменять детям фамилию. Все пригороды Ленинграда были разрушены фашистами. Он ходил по еще серым и голым аллеям весеннего госпитального парка и, вероятно, грустил. Но в душе он оставался музейщиком, много знающим человеком, и в палате, наверное, не раз звучали его захватывающие рассказы о русской истории, русской славе и победах русского оружия. Недаром в роте на фронте однополчане прозвали его академиком.
Многие раненые готовились к возвращению на фронт. Вот только Семену Степановичу это было не нужно: врачебной комиссией на основании ст. 65 гр.1 приказа НКО СССР 1942 г. № 336 «Расписание болезней» он был признан негодным к службе в РККА со снятием с учета. В справке эвакогоспиталя значилось, что у Гейченко отсутствует часть левой руки до уровня предплечья. От ранений он будет страдать всю жизнь, пуля останется в ноге навсегда.
Штрафник, кровью искупивший вину, инвалид войны С. С. Гейченко отправился в Тбилиси, куда были эвакуированы его мать и сестра.
В 1945 г. началась новая страница жизни С. С. Гейченко – ему доверили восстанавливать практически полностью разоренные фашистами пушкинские места на Псковщине. Стоял даже вопрос о переносе праха А. С. Пушкина в центр России. Назначен С. С. Гейченко директором Пушкинского заповедника был при поддержке Сергея Ивановича Вавилова и прежде всего – своего друга и соратника по работе в музее Пушкинского Дома Матвея Матвеевича Калаушина. Практически ему Гейченко обязан своим назначением в заповедник.
6 июня 1945 г. в Михайловском провели первый послевоенный Пушкинский праздник. Один из саперов, как умел, нарисовал на ткани поэта и от души приписал: «Здравствуй, Пушкин!».
Когда Гейченко увидел лица людей из разных мест, издалека приехавших послушать пушкинские стихи, он понял, что заповедник будет обязательно восстановлен и это станет делом его жизни.
Через два года, 8 июня 1947 г., в возрожденном Домике няни была открыта первая послевоенная экспозиция «Жизнь и творчество Пушкина в Михайловском (1824–1826 гг.)». В Домик няни посетители входили разувшись, многие плакали.
10 февраля 1949 г. в Успенском соборе Святогорского монастыря была открыта экспозиция «Дуэль, смерть и похороны Пушкина»; 12 июня 1949 г. к 150-летию Пушкина был открыт Дом-музей А. С. Пушкина в Михайловском; 2–4 июня 1967 г. состоялся Первый Всесоюзный Пушкинский праздник поэзии 6+.
Друг Семена Степановича – поэт Михаил Дудин – напишет:
…Мой друг судьбой сторожевой
И пониманьем жизни сущим
Из пепла сделал мир живой
На грани прошлого с грядущим.
Мой друг седою головой
Не может мыслить по-иному,
Приписанный, как домовой,
Навечно к пушкинскому дому…
Пушкинский заповедник, возрожденный С.С. Гейченко и его командой, стал всенародно любимым и бьющим все рекорды посещаемости.
«Побывать здесь – праздник, глубоко духовный и душевный», – говорил академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. – Пушкинские места – это чудо! Здесь Пушкин воскресает…»
Гейченко удалось создать особую атмосферу пушкинского присутствия. Гостям заповедника казалось, что поэт где-то рядом, его тень незримо присутствовала на аллеях парка, повсюду в Пушкиногорье.
Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Государственной премии Семен Степанович Гейченко около полувека был директором и хранителем Пушкинского заповедника. Он спроектировал и организовал десятки выставок и экспозиций, стал основателем многих музейных традиций, превратил этот уголок нашей Родины в прекрасное сказочное «Лукоморье».
Незримый хранитель этих мест, он приглашает сюда новых и новых паломников, как называл Семен Степанович гостей великого края: «Все это видел Пушкин. Посмотрите и вы. Станете лучше».
Людмила Добролюбова
P.S. Автор благодарит дочь С.С. Гейченко Татьяну Семеновну за предоставленные материалы. Также в статье использованы данные из открытых источников.
Уважаемые читатели!
В связи с подготовкой книги по истории эвакогоспиталя № 2834 в д. Филипповке Борского района, просим откликнуться потомков сотрудников этого госпиталя. Поделитесь, пожалуйста, фотографиями, документами, воспоминаниями. Обращаться можно по телефону редакции
8 (83159) 2-46-36
