«Напишите про моего папу, Николая Дмитриевича Киотова, он столько всего на Бору построил!» – ​обратился ко мне Дмитрий Киотов, дважды лучший работник года ПО «Автостекло» Борского стекольного завода. В отца пошел – ​ветерана труда, передовика, обладателя ордена Трудовой Славы III степени. Мы встретились с Николаем Дмитриевичем в преддверии солидного юбилея. И рассказ его, трогательный и простой, оказался так хорош, что не захотелось вмешиваться. Читайте его от первого лица.

– Папа очень радовался, когда я родился. До этого были одни девки, и наконец – первый сын. Но счастье его было недолгим. Года в три я заболел пневмонией. Привезли меня в Сергач в районную больницу, мы тогда в деревне в Сергачском районе жили. Там полечили немного, а потом главврач говорит отцу: «Везите, Дмитрий Васильевич, сына домой, да насмотритесь на него. Лечению он не подлежит».

Привез отец меня домой, а у него друг был, он и говорит: «Раз врач сказал, что бестолково дело, пойдем своим путем». Отправили мать в сельмаг за водкой, намочили ею полотенце, всего меня обмотали. И после таких припарок через месяц (а может, и дольше) мне полегчало, стал я понемногу есть. И отец снова повез меня в Сергач. Там врач глаза вытаращила: «Я думала, вы сына-то давно закопали». Послушала мои легкие и говорит: «Ну теперь будет жить долго». 13 ноября мне исполнилось 90 лет.

Отец мой работал на железной дороге, был путевым обходчиком, и была у него бронь, но его все равно в 1941 году почему-то забрали на фронт. Помню, как стоял я в нашем маленьком доме, соломой крытом, на подоконнике, крохотный из-за болезни (мама говорила «недопеченный»), и смотрел, как уходит отец. Больше я его не видел. В 1942-м он погиб под Орлом.

В школу я пошел то ли в семь, то ли в восемь лет, точно не помню, но все четыре года ходил только до холодов, пока можно было бегать босиком. Война, жили мы очень бедно, обуви не было, так что учился я в основном на печке. Учительница приносила мне задания домой. Освоил я четыре класса, но никакого документа об этом у меня нет, потому что сдавать экзамены надо было идти за пять километров, я не ходил.

Помню, что в войну все время хотелось есть. Коровы у нас не было, была коза, но ее молока не хватало. И были барашки, курицы, но с каждого двора надо было сдать в колхоз 40 кг мяса, сколько-то яиц, а нас полный дом детей. И огород был, но картошки все равно не хватало. Просо еще сеяли, кашу из него варили. Летом в заливных лугах, у нас там речка Пьяна течет, дикого луку надерем, мама какую-нибудь баланду из него сварит. Тяжело жили, не дай бог никому.

Я работать пошел лет в 13. Лошадей в войну всех забрали, боронили мы на коровах да на быках. Еще солнце не встало – бригадир будит: «Колька, пошли на работу!» А спать то охота! Как-то с другом на лужайке уснули, пастух увидел, выпряг наших быков из бороны. Они травку щиплют, а мы досыпаем. Работал я и на железной дороге – ​шпалы подбивал, они были древние, гнили, проседали. Работа тяжелая, а из еды на весь день – два яичка или бутылка молока. И коров пас. Везде, где какую-то копейку платили, трудился.

В армию пошел – было во мне всего 165 см. В первый же год прибавил 7 см роста да 15 кг веса. «Допекся», на человека стал похож. Пока служил, две сестры и мама одна за другой перебрались на Бор. Я же смотрел на Донбасс, но сестра в письме велела ехать к ним. Где сейчас магазин «Мордовский», там бараки стояли. В одном из них сестра с мужем жили, у них я и поселился. Они на кровати спали, а я на полу, можно сказать, под их койкой.

Позже дали нам с мамой комнату с кухонькой в районе остановки «Кузница» (сейчас поселок Нобеля). Я устроился в трест плотником, рубили с бригадой срубы. Дома, нами построенные, на ул. Луначарского и сейчас стоят. Встретил девушку Лидию, поженились. Денег не было, кольца взяли на прокат в ЗАГСе. А маленькую свадьбу сыграли уже позже, жалко, фотограф все карточки запорол, никакой памяти не осталось. Но помню, что было на Лиде светлое нарядное платьице. Прожили мы с ней 61 год, до самой ее смерти. Нажили двоих детей, троих внуков и пятерых правнуков.

Плотническое дело сменил я на профессию каменщика. Учился сам, глядя на товарищей в бригаде. Взял мастерок в руки – и пошло потихоньку дело. За год получил четвертый разряд. Здание АТС, девятиэтажки на вокзале, дома на Чугунова, двенадцатиэтажка около площади Победы – ​все это в том числе и моими руками сложено. А еще в Горьком, Шаранге, Ветлуге, Урене работал. Повсюду в области здания, мной построенные, стоят. Фото мое с доски почета не сходило. В Москву меня трижды посылали, на Ленинских горах жил. Перенимал там опыт, как полы заливать и прочее. Потом приезжал, рассказывал, показывал, вроде как учителем был, что ли. А еще однажды привели ко мне двадцать ребятишек учиться кирпичи класть. Быстро они это дело освоили. Благодарили потом. А когда мой сын вырос, я и его научил. Мы с ним вместе дом ему построили.

В 1975 году дали мне орден Трудовой Славы III степени. И 50 рублей сверху. В Кремле в Горьком награждали. А на премию я мужикам проставился. Уже позже гораздо отправляло начальство мои документы в Москву на звание заслуженного строителя СССР. Но тут распад Союза грянул. И все потерялось. До дела не дошло.

На пенсию я, как каменщик, должен был уйти в 55 лет – ​работа вредная. Но, пока то да се, пока документы оформляли, так до 60 и доработал. А потом перешел в столяры, оконные рамы делал, так и слух у меня сел, очень громкий был станок, трещал страшно.

Я и сегодня на месте не сижу. Летом живу в саду. Дачу там двухэтажную построил. Сажаю и картошку, и тыкву, и яблони у меня есть, и ягоды. Забот полно, но все их отодвигаю в августе, в День строителя. Обязательно прихожу на «Кварц». Два у меня в жизни главных праздника. Профессиональный и День Победы.