«В 1941 г. мы жили в деревне. Я только что перешла в 4-й класс. И вот мы с мамой поехали в Горький в отпуск, чтобы навестить родственников и друзей. К тому же нам хотелось купить много вещей и продуктов, а в деревне, кроме ржаного хлеба, ничего не продавали.

В Горьком мы жили у тети Поли. Рядом жили дедушка Василий Иванович, дядя Паша, дядя Евгений, тетя Надя и еще много детей – моих двоюродных сестер и братьев. В воскресенье 22 июня мы с мамой и с кем-то из родственников пошли по магазинам.

На углу Свердловки и Почаинского съезда заняли очередь за тканями. Очередь тянулась по всей улице до магазина «Аптека» (ныне там драмтеатр). Потом мы еще где-то занимали очереди, записывая свои номера чернильным карандашом на руке. Мы сами и наши родные для нас, деревенских, купили несколько отрезов: полотняный шелк в яркую цветную полоску, синий сатин в мелкий цветочек, шерсть брусничного цвета с выделкой и еще что-то. Потом всю войну мама берегла эти отрезы. Она не променяла их на еду, повидимому, думая обо мне. Позднее, в 9-м классе, из шелка мне сшили платье, сатин пошел на подкладку к пальто и сарафан, а шерсть – на костюм к моему выпускному вечеру в июне 1948 года.

А пока мы спешили в ателье, чтобы заказать мне зимнее пальто. Здесь тоже была большая очередь, много молодых мужчин заказывали себе костюмы. И вдруг что-то изменилось. Некоторые молодые люди бросали очередь и уходили. Прибегали только что оформившие заказ, требуя назад деньги и отрезы. В воздухе возникло что-то тревожное, прозвучало слово «война»…

Мы довольно быстро сделали свое дело и поторопились вернуться к тете Поле. В коридоре уже повесили черную тарелку – радио, и дикторский голос произнес страшное – «война». Я, как и все, знала песню «Если завтра война…», и все же известие застало нас врасплох. Люди сидели и стояли во дворе, на крыльце, в коридоре. Все страшно заспешили: кому-то было нужно что-то срочно купить, куда-то съездить, кого-то увидеть. Мама как-то отстраненно сказала: «Мы сегодня же должны ехать домой. Мы можем не увидеть Мишу» (моего папу). Мы уехали, хотя с билетами было трудно. Папу призвали в армию в июле. Мама провожала его до райвоенкомата в Оричах, меня с собой не взяла, а папа вроде бы хотел. Я сидела на плетеной корзинке за шкафом и наблюдала за печальной суетой сборов и проводов. Отца я увидела только в 1947 году, когда мне было уже 17 лет. А зимнее пальто мне тогда в Горьковском ателье все же сшили. На примерку тетя Поля приводила Толика – своего сына. Пальто сшили на вырост, и я носила его всю войну».