С Ниной Николаевной Никифоровой мы познакомились на праздновании Дня Победы в микрорайоне Стекольный. Она тогда сказала: «Хоть ноги и плохо ходят, все равно пришла посмотреть на всех людей. И порадоваться».

Не унывать – ее жизненное кредо. Она с улыбкой рассказывает о самых разных жизненных событиях. А выпало их на ее долю предостаточно. Когда началась война, Нине Никифоровой было три с половиной года. Отца сразу забрали на фронт. И больше они не встретились. Папа погиб на войне, оставил после себя лишь маленькую фотокарточку и небольшой эпизод в памяти, как его провожали на фронт. Этот момент Нина Николаевна пронесла через всю жизнь.

– Спали мы обычно на полу, на набитых соломой матрасах, ну и на полатях по очереди, я еще любила на печке, с мамой. И вот папе на работе дали премию – кровать. И я помню: стою на этой кровати, за спинку держусь, прыгаю и смотрю на людей, что в избу набились и плачут. А папа подошел ко мне, взял на руки, обнял и все целует меня, целует на прощанье. Так и стоит этот эпизод в глазах. Мама всю жизнь говорила: «Пять человек вас, почему он именно тебя больше всех любил?»

Отец, Николай Алексеевич Турицын, окончил четыре класса царской школы, оттого считался человеком ученым. После революции получил партийное образование. Занимался организацией колхозов. На фронте был не раз ранен, и серьезно, его должны были комиссовать, но поступил призыв остаться тем, кто еще может держать оружие. И партийный, идейный Турицын сделал шаг вперед. Его последнее ранение в голову в бою за село Браженцы Хмельницкой области Украинской ССР оказалось смертельным.

– После войны нас разыскали следопыты, и мы с двумя старшими братьями ездили к отцу на могилу. Нас там очень хорошо встретили и даже водили в дом, где папа после ранения лежал без сознания и там же, не приходя в себя, умер в январе 1944 года. Временно похоронили его прямо в огороде, как делали и со всеми остальными солдатами. А уже весной перезахоронили в братскую могилу.

Но вернемся в деревню Долгово, где в войну с мамой осталась маленькая Нина, два ее старших брата, которым на начало войны было 10 и 12 лет, и две сестры, одной из которых было восемь, а другой не было и года.

– С шести лет я уже работала в колхозе. Дадут маме гектар ржи – надо сжать ее серпом, комбайнов-то не было. Мама жнет, снопы вяжет, а мы с сестрой укладываем. Картошку сажают – мы тоже тут. Нам братья, конечно, помогали, работали они в колхозе вдвоем на одной лошади, по одному не управлялись, маленькие были еще, силы не хватало. Пахали, возили снопы на гумно. Отпустят их на обед, а они – к нам, в поле. Быстро снопов навяжут – и опять работать. А когда картошку копали, с утра рано встанут, пока мы еще дома, подкопают нам. Мы приходим – все готово, можно собирать. Накопаешь картошки, сколько-то можно было взять себе, такие были правила. У нас погреб был доверху картошкой по осени забит. Солили капусту в 10-литровых бочках, огурцы, грибы. У нас никто в деревне в войну не голодал. Все трудились, и еда была. Было у нас и свое хозяйство. И лошадь, и овечки, и куры. С этим управлялась бабушка, папина мама, мы вместе жили. Была она в годах, но крепкая.

После войны четыре года отучилась Нина Николаевна в школе, а потом снова пошла работать в колхоз. Жизнь в войну и после нее вспоминает только с благодарностью. Как стригли овец, а затем местные умельцы валяли валенки, без которых никуда. Снега зимой насыпало под крышу большого дома, и ребятишки строили снежные тоннели, играли в них в прятки. Какими вкусными были только из печки румяный картофельник с пшеном на сковородке и печеная сладкая свекла. Как весело плясалось в клубе, как возили в Горький продавать молоко и сметану. Хотя слово «возили» к лету еще относительно подходит (часть пути они действительно ехали на «омике»). А зимой мама клала в санки 10-литровый бидон с топленым молоком, а еще творог и сметану, и шли они 40 км до города. Рассказывает об этом Нина Николаевна – и ни слова жалобы, сожаления, слезинки. Отмахнется с улыбкой:

– Все так жили!

В восемнадцать Нина вслед за теткой уехала из Долгова работать на Борский стекольный завод. Уже тут и познакомилась с мужем, Анатолием Ивановичем Никифоровым. Вместе супруги живут в мире и согласии уже 65-й год. Он – первоклассный сварщик, отдал заводу 42 года. Начальство его очень ценило, и на все серьезные аварии, даже в поселке, звали именно его. Она поработала и на упаковке стекла, и на его закалке, заработала горячий стаж, была контролером, затем работала на пайке. Ее стаж – 33 года. Но не стеклом единым были наполнены рабочие будни Нины Николаевны. Общественница, профгрупорг, она занималась вопросами детских садов, школ, пионерлагерей. Выбить место в детском саду без очереди матери-одиночке, разобраться с жалобой родителей, подчас необоснованной, так, чтоб все остались довольны, выдать новогодние подарки и отправить детей на елку в Нижегородский кремль – это были ее будни. Муж не серчал.

– Он у меня хороший, добрый, – хвалит супруга Нина Николаевна. – Когда у меня рано умерла старшая сестра, у которой осталось трое детей – младших школьников, они стали жить с бабушкой, свекровью сестры. Но она была в возрасте, и оформили мы их на себя, и ответственны были за них мы, и в воспитании участие принимали. А они, надо сказать, нас не подвели – хорошие люди выросли.

Сегодня стеклозаводскую династию продолжает сын Александр. Дочь же живет в далеком Хабаровске. Инженер-ядерщик, а потом и руководитель соцзащиты, сегодня она уже на пенсии. И дети, и внуки дорогих своих родителей и бабушку с дедушкой почитают и любят. Когда, взяв быстрое интервью в День Победы, мы решили через соцсети разыскать Нину Николаевну, чтобы поговорить обстоятельно, сообщения так и посыпались одно за другим: «Я – ее внучка!», «Я – ее внук!», «Держите телефон, очень ждем рассказ о любимой бабушке!»