Я родилась 25 февраля 1933 года. Сейчас мне 87 лет. До 1942 года, когда еще был жив мой отец, я почти ничего не помню. Но день, когда его забирали на фронт, я не забуду никогда. Это прощание – словно точка отсчета, с которой начинаются мои воспоминания. У наших мамы и отца было три дочки, я – старшая. Отец работал на 6-й войлочной фабрике, откуда его и призвали на фронт. Жили мы всей семьей в 11-метровой комнате одного из трех фабричных бараков в поселке Неклюдово. Мама не работала – растила нас.

Мыслями возвращаюсь в тот страшный день. Отец был на работе, когда почтальонка принесла повестку из военкомата. Мама была неграмотная, и повестку ей зачитала почтальонка: отцу явиться такого-то числа к такому-то времени в военкомат с вещами. Мама заплакала, закричала. Она все повторяла и повторяла: «Что я буду делать? Как я вас поднимать буду?» Она плакала, причитала, теряла сознание… Мы, девчонки, ее обнимали, плакали, утешали, как могли: «Мама, не плачь, папа вернется…» Но этого не случилось…

В 1942 году пришла телеграмма. Отец пропал без вести. Мама совсем потеряла голову. Она словно помешалась, слегла, две недели не приходила в себя. Спасибо соседям, которые поддерживали. Я слышала, как однажды все та же почтальонка говорила маме: «Я каждый день в дома ношу похоронки. Это война. Жить как-то надо».

Детство мое в 1942-м и закончилось… Мы, девчонки, ходили работать в колхоз, трудились наравне со взрослыми. Пололи свеклу, осенью собирали и сортировали картофель. Картофельные поля перепахивали дважды: один раз соберем картошку, потом снова вспашут, опять собираем – до последнего клубенька. Когда рожь сжинали, мы собирали в поле колоски. Бригадир говорил: «Девчонки, лучше собирайте, чтобы ни один колосок не пропал, все – для фронта». И капусту помогали убирать: в корзины кочаны складывали и листочки подбирали. Голодно было. Когда не было работы, помню, по деревням за милостыней ходила. Деревенским тоже жилось тяжело, но у них были огороды. В Хрущеве, Боталове, Ивонькине всегда что-нибудь девчонке подавали: то картошину, то огурец (свежий или соленый), то свеклину или морковь. Я несла это все домой, никогда одна не ела, меня сестренки голодные дома ждали. Нашим спасением был лес. Мы собирали грибы, ягоды. В лугах рвали дикий лук, вязали в пучки и ездили в город торговать. Мама жала траву, сушила и сено тоже продавала. Тем и кормились. Чтобы печь топить, делали торфяные блинчики: ведрами черпали воду из болотца, выливали на берег, сушили коричневую жижу. Вот такое детство… Школу я бросила, всего-то отучилась 4 класса. Мама наша часто болела, ноги у нее отнимались. Часто она лежала в Летневской больнице.

Когда мне исполнилось 15 лет, я пошла в школу ФЗО. Через год уже работала на 6-й войлочной фабрике. На пенсию пошла в 50 лет (всю жизнь работала в горячем цеху). Много у меня в жизни было испытаний, болезней, но Господь дает мне жить.

Когда я иду по улице и вижу сейчас молодых людей, которые не работают, праздно шатаются да денег у прохожих на сигареты выпрашивают, возмущаюсь страшно! Ведь в какое прекрасное время мы живем! Вода дома, тепло… Ну почему же молодежь совсем другая, не как мы? Мы голод и холод пережили и теперь ценим все то, что имеем. А они?