Говорят, что каждому поколению достаются свои жизненные уроки. Тех, кто родился в довоенное время, судьба наградила недюжинным трудолюбием – сама жизнь его в них воспитала, ведь свою первую копеечку, а чаще – трудодень или простую отцовскую похвалу, они заработали еще малыми крохами. Родители их тоже были тружениками – яблоко-то от яблони недалеко падает.

Судьбы этих двух моих героев, на первый взгляд, разные: она из зажиточной семьи, где всегда и все было, он – из крестьянской. Но есть в жизненных перипетиях этих людей и свои параллели. Оба – дети войны, из многодетных семей, оба трудились с младых ногтей и оба стали свидетелями грозного символа той войны – низко пролетающего самолета с огромным черным крестом… И смерть была так близко – крылатая, как страшный коршун из сказки.

Эти дети мечтали о сказке со счастливым концом – и это случилось 9 мая 1945 года.

«Бог всегда нам шел навстречу!»

Алевтина Гужавина родилась в марте 1935 года на Бору. Себя она считает наследницей династии, выстроившей наш город. Ее дед Евтихий и дядя Василий Запеваловы приехали в наши края из Пскова, на болоте выпиливали деревья, вынимали торф – так возникло поселение. Отчий дом А. Гужаевой по улице Гоголя, 44 до сих пор стоит. Правда, сегодня живет Алевтина Андреевна в квартире, но о том, что происходило в далеком детстве на ее родной старинной улочке, помнит до сих пор…

– Когда началась война, на наших огородах на улице Гоголя уже были вырыты окопы. Нашего отца не взяли в армию, ведь он две войны прошел – японскую и финскую. С японской вернулся весом в 47 кг, заработал цингу. Нас в семье было четверо детей. Семья была очень верующая. Родители окончили церковно-приходскую школу, были большими трудягами и… зажиточными. И нас, детей, к труду приучали. Ложились мы в 12 часов ночи, а вставали в половине четвертого утра. У нас был полный двор скотины. Мы по три урожая снимали с садов-огородов, осенью сажали 22 гряды лука зимнего, а в мае с каждого куста набирали по полтора килограмма. В нашем большом доме (около 100 кв. м) жило в войну полно народу! Пол-улицы в бане мылись, пол-улицы мама кормила – варила кисель и гороховый суп на всех! Я с пяти лет нянчила младшего брата. Однажды уснула на его зыбке, и зыбка сорвалась, но братишка не пострадал. За нас всех день и ночь бабушка Анна молилась.

Немецкие самолеты в первый год войны над нами летали, особенно много ночью. Родители уходили в окопы, а нас, ребятишек, оставляли дома – жалко было будить. И мы спали под этими бомбежками. Сначала страшно было, потом привыкли…

Помню, в полдень гуляю я по саду, собираю в карманы платья сахарный горох и песню пою. Солнце было в самом зените. Вдруг вижу – небольшой самолет прямо над моей головой, а на нем – черный крест! Из окна самолета наклонился ко мне немецкий летчик в очках и хохочет! Я как закричу: «Караул!», и побежала по огороду не зная куда… А горох сыплется из карманов…

Учиться я пошла во вторую школу, которая находилась на берегу Волги. Мы, школьники, сажали свеклу в лугах, там же рвали дикий лук для похлебки и щавель. До сих пор молюсь за директора нашей школы Сусанну Александровну. У нее своих детей не было, она нас своими детьми считала. Давали нам корку хлеба по 50 граммов. Так она ее не ела – нам отдавала! Я была девчонкой активной, звонки с урока и на урок мне поручали давать, учительница наша сидела за партой, а я – за ее столом. У меня почерк был красивейший, и я в каждой ученической тетрадке выводила буквы – заглавную и прописную, потом ребята за мной повторяли…

Бог всегда шел нашей семье навстречу – за добро моих родителей, за молитвы бабушки – матери отцовой. У папы было 12 пчелиных ульев, и он никогда ни с кого и рубля за мед не брал. С какой бы банкой к нему ни приходили, он накладывал полную банку, мол, с Богом! Лечитесь, выздоравливайте! Соседка с детьми жили у нас в доме два года, две монашки, прокурор, нотариус… Они погибали от голода – их мама выходила. Мы всей округе давали картошку, молоко, мужья ведь у всех на фронте были, а детей в семьях по четыре-пять человек…

Нас, ребятишек, родители воспитывали так: «Чужого не брать, а ближнему помогать!» Мы и старались так жить.

Алевтина Запевалова была прекрасной певуньей – знала весь репертуар Шульженко и Руслановой, мечтала стать певицей, но связала свою жизнь с мебельной фабрикой, которой отдала больше 30 лет. Была она и заместителем председателя фабкома, и руководителем культурно-массового сектора. На пенсию ушла с должности заместителя главного инженера.

– Почему многим людям нашего поколения Бог дает пожить?  – размышляет сегодня Алевтина Андреевна. – Потому что во время войны и после мы многое перетерпели, со многим справились, всю жизнь людям помогали и страну подняли из руин. Не ленились, а трудились!

Словом, сказку сделали былью со счастливым концом, а мы, потомки, пишем ее продолжение, бережно храня заветы старших и секреты их славных побед.

В крестьянской семье, где родился Николай Иванович Коняхин, было шестеро детей. Отец Иван Егорович воевал в Японии на Халхин-Голе, был пулеметчиком. В 1938 г. вернулся домой в деревню Орловку, что в Пензенской области. 22 июня 1941 г. семья Коняхиных собиралась праздновать день рождения отца, а тут две новости: хорошая и плохая – сын у именинника родился и… война началась. Коняхину-старшему дали отсрочку и на фронт забрали спустя три месяца.

– В начале войны фашист безнаказанно летал над нашей деревней. Недалеко от нас была станция и Юго-Восточная дорога, которая выходила на Сталинград. Вот немцы и бомбили нас. Я в 5 лет устроился подпаском – пас колхозных телят. Однажды я со стадом ходил по кругу поля, а фашисты бросали бомбы на станции. И тут на бреющем полете надо мной немец стал кружить, бомбы-то у него, видимо, кончились. Он рожу свою высунул – рыжая такая морда – и стал кулаком мне грозить! До сих пор эту картинку помню в деталях…

Старшие мои братья – одному 13 лет, другому 10 – сели на трактор, ведь к концу войны в колхозе одни женщины работали. Братья мои умением в отца пошли, он механиком был. Меня же сажали на лошадь, которая везла колхозные конные грабли – ими и сгребали рожь. Комбайнов-то еще не было – жатками жали. Все для фронта, нельзя было даже колосок сорвать!

В десяти километрах от нас находилась свалка военной техники, мы ее называли «Тащиловка». Ребятишки оттуда таскали винтовки, клинки, снаряды. Там и танки были, и пушки покореженные. Но промышлять там было небезопасно – сколько ребятишек тогда погибло из-за случайно взорвавшихся гранат и снарядов! Но матери не успевали за нами следить…

На моего отца дважды приходила похоронка. Помню, как мама плакала, и мы, уткнувшись ей в подол, ревели. А потом выяснилось, что отца только ранили и он лежал в госпитале.
А в 1943-м снова похоронка пришла, но отец и на этот раз оказался жив и вскоре пришел с фронта. Его комиссовали по причине ранения – руку разбили. Но папа был человеком волевым и сильным – косая сажень в плечах, мог до войны по три мешка зерна таскать на спине! Он без всяких врачей сам руку разработал и стал трудиться на МТС механиком, как прежде.

Мои старшие братья шустрыми были, смекалистыми. Мы корову держали. Траву скашивали и летом крышу соломой крыли, а зимой эту солому корове скармливали. А печь чем топили? Навоз мешали с соломой, эту смесь клали в станки, потом выкладывали на поляну, все сохло и складировалось в кучи, похожие на египетские пирамиды. Они все лето сохли – ими и топили.

Ближайший к нам оккупированный пункт – Воронеж – от нас по прямой в 200-х километрах. Когда фронт к нам стал приближаться, вся дичь – зайцы, волки и лисы – целой ратью устремилась к нам! Тощие, голодные волки ходили вокруг нашего дома всеми ночами, ни одной собаки нельзя было выпустить – все сжирали! А еще появились полчища крыс. Дом у нас был большой – еще дед наш его строил, он старостой деревни был. Видимо, крысы несущую балку подпортили, и дом наш рухнул! Мы стали жить в семье у двоюродной сестры…

Самое страшное в войну – это голод! Хлеба не хватало, мешали его с лебедой и картошкой. Весной картошка кончалась. Огороды были большие, мы по ним ходили и собирали остатки картошки, в которой был один крахмал…

Наверное, 90% мужиков не вернулось с той войны, так что в день Победы кто радовался, а кто плакал…

На 82-м году жизни Николай Иванович Коняхин выглядит еще бодрячком, хоть и говорит, что «осталось у него КПД всего 20%». В свое время он окончил землеустроительный техникум, служил в погранвойсках, работал геодезистом на предприятиях Дзержинска и руководителем группы топографов в отделе главного архитектора на Бору. Так что свою лепту в строительство нашего города он внес! И свою взрослую сказку со счастливым концом написал…

– Жили мы бедно и тяжело, ходили в рваных штанах, рубашка была одна на двоих, а ботинки, вообще, по очереди таскали, но нам было весело, вера была, что все мы переживем, перестрадаем и обязательно победим, – в глазах Николая Ивановича блеснули слезы, но он улыбнулся, вспоминая свое босоногое военное детство – страшную сказку со счастливым концом.